Все дальше от нас уходят военные годы. Поредел строй ветеранов. Годы берут свое… Глядя на них, приходящих к Вечному огню у Кремлевской стены, зажженному в память о Неизвестном солдате, или к могилам, разбросанным по местам боев, я стараюсь представить, о чем думают эти немолодые, убеленные сединами люди, которым довелось дожить до наших, прямо скажем, очень и очень непростых дней… Мне кажется, что они вспоминают тех друзей-однополчан, оставшихся там, на полях сражений, где они воевали и где обстановка военного времени не всегда позволяла зафиксировать документально место захоронений. Сколько таких неизвестных могил заросло травой!
Мой отец погиб в августе 1941 г. под Великими Луками. Он был танкист. Я ездила туда несколько раз, надеясь, что что-то узнаю. Но в братских могилах лежат воины-освободители тех мест, их имена известны, им отдают почести, на могилы приезжают родственники. А те, кто в сложнейшей обстановке летних месяцев 1941 г. с честью выполнил свой долг — погиб, защищая Родину, остались Неизвестными солдатами.
Может потому, что мне не удалось найти следов гибели отца, я с особым трепетом всегда подходила к воинским захоронениям. Так было и с могилой в 11-м мкрн, напротив Филаретовской церкви. Здесь стоит обелиск, на нем высечена надпись: «Вечная память защитникам Москвы. Декабрь 1941 г.». Поставили этот памятник в 1981 г. в честь 40-летия Битвы за Москву на месте захоронения погибшего воина, которое вплоть до сноса дома во время застройки 11-го мкрн находилось за оградой стоявшего здесь дома. (Заметьте, как деликатно и осторожно поступили в 1981 году: памятник поставили всем защитникам, в том числе и погибшему именно на этом месте, потому что вся зеленоградская земля пропитана кровью. Ведь здесь был один из решающих участков битвы за Москву.) До 1998 г. с одной стороны могилы был лес, а с другой — пустырь, образовавшийся в результате слома жилищной постройки.
Весной 1998 г. на это место пришли дети из подростковой организации «Республика Добра». В преддверии 200-летнего юбилея А.Пушкина они высадили 200 елочек, которые эстетически сформировали участок леса у могилы. Вместе с управой Панфиловского района добряки начали ухаживать за территорией, высаживать цветы. Затем появилась идея этот лесной массив силами детей, подростков и молодежи преобразовать в Пушкинский парк. В мае 2004 г. здесь прошла акция, посвященная предстоящему 60-летию Победы, — «Эстафета поколений». Поздравить ветеранов пришли дети разных возрастов. Выпускники детского сада, приветствуя ветеранов, трогательно исполняли песни военных лет, детям постарше, которые подключились к работе «Республики Добра», ветераны вручали атрибуты этой организации — особую форму одежды с эмблемой. В апреле 2005 г. при непосредственном участии управы Панфиловского района был организован субботник по очистке и благоустройству территории вокруг воинских захоронений, в котором приняли участие члены МДЮОО «Республика Добра», курсанты Академии МВД и учащиеся 909-й школы. Появилась новая идея: создать Сквер Памяти землякам — жителям тех мест, на территории которых построили Зеленоград. Коллегия МДЮОО «Республика Добра» приняла решение начать поисковую работу для последующего издания Книги Памяти: о наших земляках и тех, кто защищал Москву, сражаясь на нашем участке, и тех местных жителях, которые оказались невольными свидетелями страшных боев. Думаю, что и мои детские воспоминания дополнят общую картину тех трагических дней.
Я родилась в пос. Крюково (ныне Зеленоград), к моменту начала войны мне было неполных 4 года. Однако то, что принесла с собой война, было настолько необычно и страшно, что события врезались в мою детскую память, в мое сердце так глубоко, что я не могу без слез о них рассказывать. И лишь в самые последние годы, когда участников войны становится все меньше и меньше, я, организуя встречи детей и молодежи с ветеранами, начала делиться своими детскими впечатлениями.
Мой отец, Николай Иванович Васильев, уроженец этих мест (1909 г. р.) ушел на фронт 26 июня 1941 г. Что я об этом помню: отец держит меня на руках, мы стоим у калитки (это было, как я выяснила потом, 23 июня). К нему подходит мужчина, передает ему какую-то бумагу, они разговаривают, а подошедшая мама вдруг заплакала. Понятно, это была повестка.
Жили мы на ул. Ленина, в трех минутах ходьбы до станции Крюково, бой за которую обозначил огненный рубеж обороны Москвы. Рано утром (26 июня, судя по оставшимся документам) мы всей семьей (мама, папа, сестренка старше меня всего лишь на 1 год и 10 месяцев) поехали в Химки на призывной пункт, который находился на берегу канала им. Москвы. Было очень много народа — призывники и их близкие. Стояла какая-то напряженная тишина, все разговаривали шепотом. Потом военный стал выкрикивать фамилии. Мужчины, простившись семьей, вставали в строй. Очень часто называлась наша фамилия. Отец держал меня на руках, я расчесывала ему волосы, и каждый раз, услышав нашу фамилию, спрашивала: «Это тебя?». Вскоре все люди на берегу канала поделились на две части — мужчины с одной стороны, дети и женщины — с другой. В первый раз я своим детским сердцем почувствовала беду — папа от нас ушел. У меня была такая тоска, что я в течение всего лета, как только садились кушать, начинала плакать с причитаниями, как старушка. Все свидетели этих сцен тоже начинали плакать. Но нас ждали такие испытания, на которые слез уже не хватало. Мы научились молча терпеть.
Уходя на фронт, отец соорудил на всякий случай нам землянку в конце огорода. Все огороды позади домов — начало улицы Ленина — образовывали большое поле, которое просматривалось и простреливалось со всех сторон. Таким образом, наша землянка оказалась на нейтральной зоне, когда развернулись бои за станцию Крюково. Начались бомбежки, стрельба, нас укрывала землянка, хотя и было очень холодно. Наш дом и сарай находился в 50-ти метрах от землянки. В сарае были козочки. Выбрав момент, мама вывела нас из землянки, обхватила с обеих сторон (чтобы, если случится беда, погибнуть всем вместе), и мы поползли по снегу. Слышим крик: «Бомба!». Я подняла голову и увидела летящий вниз комочек в форме яйца, а в следующее мгновение нас оглушил взрыв. Бомба разорвалась на соседней улице, наш дом весь перекосило.
На нейтральном «пятачке» наших солдат не было. Лишь однажды наш танк, не заметив землянку, задел гусеницами и частично ее разрушил. Я помню, как дед-сосед и мама откапывали вход в землянку. А однажды со стороны врага пришел отряд немцев (человек пять). Они выгнали нас из землянки, ища военных. Я больная была на руках у мамы (все дети заболели корью). Один из немцев подошел к маме, на несколько мгновений задержался около нас (как вспоминала мама, эти мгновения ей показались вечными) и ласково потрепал меня по щеке. Что было, то было… Может этот немец в эти мгновения вспоминал своих детей, ведь не все были фашистами по убеждению… Затем немцы ушли.
Снаряды с обеих сторон пролетали над нами, был вой и грохот. Холодно, страшно, но голода не ощущала, во всяком случае, его не помню, а вот голод последующих лет помнится до сих пор.
Затем все затихло. Мы вернулись в дом. Постоянно топилась печка, варилась картошка, к нам приходили солдаты, грелись, сушили одежду и ели сваренную мамой картошку. Им на смену приходили другие. И так несколько дней. В других домах были раненые. Я не видела, каким образом им оказывалась помощь и кто и куда их отвозил. Но некоторые раненые умерли, и их хоронили в братской могиле около разрушенного вокзала. Проводить их в последний путь пришли местные жители из соседних домов. Было очень холодно. Мертвые воины лежали на снегу в нижнем белье. Я спросила, почему они раздеты, ведь очень холодно, на что мама ответила, что они уже не чувствуют холода. Я подошла к краю большой только что вырытой ямы. На дне ее лежали доски, на которые с помощью веревки застывшие трупы укладывались в могилу. Затем их осторожно прикрыли снова досками и засыпали землей.
Сейчас на месте захоронения стоит памятник в виде склонившего голову солдата с автоматом в руке.
Захоронения в других местах лично я не видела, но рассказы о них помню до сих пор. Могила в 11-м мкрн находилась на территории огорода, который принадлежал жителю из Дунькиной деревни. В этой деревне жила моя первая самая любимая учительница Александра Тимофеевна Дадыкина. Она была молодая, красивая, у нее была маленькая дочка, которая приходила с мамой на работу и сидела с нами, первоклассниками. Был сентябрь 1945 г., все ждали отцов с войны, даже несмотря на полученные похоронки. У Александры Тимофеевны муж погиб на фронте, он был летчик. Каждый день в первом классе уроки начинались рассказами о войне. При этом учительница плакала, а вместе с нею плакали все сорок детей 1-6 класса. Этот коллективный плач на всю жизнь запал мне в душу.
Именно она рассказывала о могилке в Дунькиной деревне, где она жила. Мы были маленькие, а до Дунькиной деревни было далеко. Но когда я подросла, и мы ходили в лес за черникой в район лесничества, видели эту могилку за изгородью. Я все пыталась представить себе того защитника, который здесь похоронен. Позднее этот образ возник под впечатлением стихотворения А. Межирова «Защитник Москвы»,
Теперь за этой могилой ухаживают дети. Она стала центром притяжения, объединения, консолидации тех, кто понимает, как важна память о трагических и героических днях войны.
Память о тех, кто погиб, защищая Родину, в первую очередь нужна нам, живущим на нашей многострадальной земле. И особенно сейчас, когда пошатнулись устои государственности, когда так необходимо гражданско-нравственное воспитание.
А.Васильева, кандидат исторических наук, доцент, председатель Коллегии Детско-юношеской общественной организации «Республика Добра»