Два милиционера пришли за Петькой Беловым поздно вечером. Поскольку время было военное, молодому токарю с завода «Борец» за прогул явно грозил суд по статье «дезертирство». Но шестнадцатилетний парнишка знал это. Поэтому несколько дней ночевал, скрываясь у знакомых. И однажды утром, позвонив в Свердловский райком комсомола, услышал долгожданное:
— Все документы готовы. Срочно забирайте их и приходите на сборный пункт на Переяславскую улицу…
Из Приказа Народного Комиссара Военно-Морского Флота СССР адмирала Кузнецова от 25 мая 1942 г. №108: «В целях создания кадров будущих специалистов флота высокой квалификации, требующих длительного обучения и практического плавания на кораблях ВМФ, приказываю: к 1 августа 1942 г. сформировать при Учебном отряде СФ школу юнг ВМФ со штатной численностью переменного состава 1500 человек с дислокацией на Соловецких островах. Плановые занятия начать 1 сентября 1942 года. Школу укомплектовать юношами-комсомольцами и некомсомольцами в возрасте 15-16 лет, имеющими образование в объёме 6-7 классов, исключительно добровольцами через комсомольские организации в районах по согласованию с ЦК ВЛКСМ…»
И вот все тревоги у него остались позади. Монотонно стучали колёса теплушек специального состава, который вёз настырных ребят со всего Союза в Архангельск. Петька не успел попасть в первый набор летом 42-го. Пришлось ещё целый год по-прежнему нарезать резьбу в корпусах мин. Норма — 60 штук в день. Перевыполнил — получай талон на дополнительный пирожок…
А когда на заводе начальство узнало, что он собирается отбыть в школу юнг, прозвучало:
— Никуда ты не поедешь! Будешь работать здесь до посинения — фронту нужны мины!
В Архангельске все прошли вторую медицинскую комиссию — уже флотскую. И полторы тысячи раз прозвучало: годен, годен, годен… Тут же всех постригли, отправили переодеваться. И сразу же вчерашние пацаны окунулись в специфику флотского юмора.
— Товарищ мичман, у меня бескозырка великовата.
— Уши есть — не провалится!
— А у меня брюки короткие.
— А ты ноги далеко не засовывай!
На второй день ночью тральщиком их перевезли на Соловецкие острова. Школа размещалась в бывшей тюрьме. Стены — толстенные. Танком не прошибёшь. Изо всех прибывших было сформировано б рот по 200 человек в каждой. Жили в кубриках — так по-флотски называли камеры. Они же были переоборудованы и под учебные классы. Начались занятия со строевой подготовки. А потом — теория.
Из вышеназванного приказа: «Из принимаемого контингента готовить следующих специалистов: боцманов флота, рулевых, радистов, электриков, артиллерийских электриков, торпедных электриков, мотористов…»
Учиться было трудно, но интересно. В таком возрасте практические все ребята — романтики. Но они не были простыми мечтателями. В душе каждый спешил, рвался к настоящим боевым делам. Каждый хотел скорее попасть на военный корабль. Поначалу многих смущала одна вроде бы незначительная деталь: на бескозырках отсутствовали традиционные ленточки. Они появились позже с надписью: «Школа юнг СФ». Причём сбоку бескозырки был… бантик.
Вспоминая, как их приучали к дисциплине, Пётр Альбертович рассказывает: — Мы спали в кубриках, рассчитанных на 50 человек. Перед самим кубриком располагалась курилка: в землю была вкопана бочка с водой, и стояли скамейки. Старшина предупредил: курить только здесь — приучайтесь к корабельному уставу. Найду окурок в другом месте — плохо будет.
И вот однажды за печкой в кубрике такой окурок нашли. Нам было неудобно. Тем более что начальство молчало. А на следующее утро 50 юнг подняли не как обычно в 7, а в 5 часов. Построились мы. Прозвучала команда взять носилки. Взяли. И вынесли окурок из кубрика на носилках. Остальные, прихватив лопаты, строем направились на стрельбище. Короткий приказ: копайте могилу для окурка. Размеры? 4 метра в длину, 2 в ширину и метра глубины будет достаточно. Что ж делать — выкопали часа за два. Молча положили на дно тот чёртов окурок. Зарыли яму. Утрамбовали ногами. Слышим:
— В расположение роты… с весёлой песней… шагом… арш! Какая там весёлая песня…
Пётр Белов выбрал специальность рулевого-сигнальщика. Учился он хорошо. Таким, как он, было предоставлено право выбора: на каком флоте продолжить морскую службу. Пётр выбрал Чёрное море. Попал он в 1-ю бригаду сторожевых кораблей — на «Большой охотник». Экипаж — 40 человек. Вооружение: 85-миллиметровое носовое орудие, два 37-миллиметровых автомата, три пулемёта ДШК и глубинные бомбы. К тому же «Большой охотник» имел новейшую английскую акустическую аппаратуру. В то время она мало на каких кораблях стояла.
Моряки охотились за подводными немецкими лодками. И хотя был уже 1944 год, пираты адмирала Деница нет-нет да и давали о себе знать.
Как-то сторожевые корабли вышли в море. Во главе — тральщик. Вскоре с него сообщают, что вроде бы засекли подводную лодку. Передали координаты. Английская акустика помогла. Два «Больших охотника» отбомбили подозрительный участок. На поверхность всплыли масляные пятна, клочья одежды, куски деревянных предметов, ветошь. Правда, эти предметы немцы могли специально выбросить за борт, чтобы имитировать попадание глубинных бомб в цель и тем самым усыпить бдительность советских моряков. Но лет через десять друзья сообщили Петру Альбертовичу, что в том месте на дне нашими водолазами была обнаружена затопленная немецкая подводная лодка. У неё бомбой разворочена корма.
Бригада перебазировалась из Севастополя в Одессу. Сначала «Большой охотник» стоял в бывшей нефтяной гавани, пришвартовавшись к полузатопленной немецкой барже. Несколько раз с этого удобного места стоянки уходили в море. Однажды вернулись после очередного похода мокрые, замёрзшие. Экипаж поужинал — и спать. Кроме тех, кому на посты положено заступить. А командир корабля умчался в штаб — доложить о выполнении задания. Вернулся он поздней ночью. Видно было, что слегка принял, как говорится, на грудь. И — сыграл боевую тревогу. Нажал на кнопку на капитанском мостике — во всех кубриках и отсеках от знакомого сигнала матросы и офицеры вскочили и сразу же по боевым постам. Пётр стоял рядом с командиром отделения, который уже положил руки на штурвал.
— В чём дело, товарищ капитан-лейтенант?
— Не нравится мне эта баржа, пойдём-ка отсюда к чёртовой матери! И «Большой охотник» медленно, включив прожектора, перешёл в другой конец гавани. А утром всех разбудил сильнейший взрыв. Выскочившие на палубу моряки увидели быстро тонущий наш трофей — румынскую подлодку, которая пришвартовалась ночью к немецкой полузатопленной барже. Она входила в состав Черноморского флота под названием «Ангара». И службу на ней несли наши ребята. Кое-кого удалось спасти…
Позже выяснилось: на барже была установлена импульсная мина. Она действовала на замыкание с корпусом немецкой посудины. «Большой охотник», после того как перешёл к пирсу, замкнул 29-й импульс. «Ангара» же замкнула последний — 30-й. И — амба…
Приходилось сторожевым кораблям встречать в море и сопровождать до одесского порта американские корабли класса «Либерти». Они доставляли в СССР оружие и продовольствие. Однажды американцы заблудились и попали на минное поле. В эфире зазвучал SOS. «Большой охотник», на котором служил Пётр, первым подошёл к «Либерти» и благополучно провёл его по известному лоцману безопасному форватеру в Одессу. Позже, когда гости стояли под разгрузкой, командование «Либерти» пригласило часть советского экипажа на свой корабль. И американцы были поражены, увидев среди матросов семнадцатилетнего Петра. Он к тому же и роста был небольшого — ну совсем мальчишка. Улыбались, похлопывали по плечу, сжимали в своих объятиях, фотографировались и восторженно произносили по слогам одно слово: юн-га! юн-га!
На свой корабль Пётр вернулся с кучей подарков — печеньем, шоколадом, сигаретами.
И ещё один день навсегда остался в памяти у молодого Петра Белова. Проболтавшись трое суток в море, корабль мирно стоял у причала. Экипаж спал: завтра снова в плавание. А Пётр, как и положено вахтенному, стоял на мостике. Неподалеку на рейде красовался силуэт вспомогательного крейсера. И вдруг с него в небо вертикально взметнулись лучи прожекторов, а ещё через несколько секунд раздались беспорядочные залпы орудий. И всё стихло. Пётр доложил командиру, который тоже отдыхал в своей каюте:
— А тебе не померещилось? Устал ведь небось, — по-отечески спросил полусонный командир.
— Я ж не слепой и не глухой, товарищ капитан-лейтенант!
— Ну тогда запроси по семафору: что у них там за стрельба.
В ответ с крейсера тут же замигали световые точки-тире. И сложились эти шесть букв в долгожданное слово — П-О-Б-Е-Д-А…
P.S. Пётр Альбертович Белов демобилизовался в 1947 году. Работал на авиационном заводе в Москве токарем, а с 1964 по 1994 г. резьбо-шлифовальщиком на «Элионе» в Зеленограде. Награждён 15 правительственными орденами и медалями. В нашем городе живут двое бывших соловецких юнг. Они оба на снимке. Слева — Пётр Альбертович Белов, которого обнимает Николай Петрович Никаноров.