Пачку писем своего отца Лепилина Степана Емельяновича, рядового защитника Отечества в Великую Отечественную, хранит зеленоградка Татьяна Степановна Сугробова.
Их семья жила в Москве, в Текстильщиках. Отец слесарил на автогенном заводе. Когда началась воина, Танюшке было только 3 месяца. А её братику Славе — 2 года. Отец ушёл воевать в сентябре 1941 года, последнее его письмо написано 22 декабря 1942 года. Затем письма перестали приходить. А в 1944 году семья получила извещение Таганского военкомата: «Пропал без вести в феврале 1942 года в районе … (прочерк)». (Отметим разницу в датах: до 22 декабря 1942 года он жив, воюет, но неразбериха в учёте такова, что для военкомата он давно пропал без вести). Писем — 17. Пришли они полевой почтой (вдумайтесь в эти слова, где обратный адрес: «полюшко-поле, русское поле…»). Написаны в основном карандашом, присланы без конверта — сложены треугольником. (Старшему поколению здесь все понятно, а юному поясним: авторучек тогда не было, а чернильницы и перья — инструмент не окопный; конверты — роскошь.) Степан Лепилин был рядовым и воевал на передовой. В одном из писем он пишет, что наконец-то после многих дней удалось вылезти «из нор» (окопов) и помыться, в другом — что прошагал он за месяц вместе с ротой 700 км.
Но как, спросит кто-либо, можно провоевать в окопах больше года, если одной-двух атак достаточно, чтобы твоя судьба решилась если не навечно, то надолго? Так, что в декабре 1941-го Степана тяжело ранило, последовали госпиталь, операция, эвакуация в глубокий тыл, запасной полк. В октябре 1942-го — опять фронт, передовая.
О чём пишет солдат? О себе — очень мало. Не поймёшь, где он воюет, — никакой топонимики. И это понятно: штампики военной цензуры стоят даже на том треугольнике, который отправлен не полевой почтой, а с оказией — опущен в ящик на московском почтамте. Давайте прочтём.
Письма из госпиталя
29 декабря 1941 г.
Полинка, в каждом письме я тебе писал о том, чтобы ты всеми силами берегла ребят. Это самое главное, самое дорогое для нас в нашей жизни.
Полинка, мне кажется, что наши ребята, Славка и Канапушка, лучше всех. Это потому, что я их люблю. Пускай живут, пускай живет моя фамилия. Я только прошу: не будет меня — тогда делай всё то, что подсказывает тебе жизнь, но фамилию мою не меняй. Пускай навсегда останутся Лепилин Вячеслав Степанович и Лепилина Татьяна Степановна. Это будет памятник моей смерти. Делай все для воспитания и сохранения ребят…
Начало февраля 1942 г.
Здравствуй, дорогая Полинка!!! Из твоей телеграммы я узнал, что ребята мои живы и здоровы. Такой вести я не получал уже почти 5 месяцев!..
Полинка, я знаю и знал, что тебе одной с двумя ребятами будет трудно, но ничего не сделаешь, война есть война. Мы мало пожили вдвоём, успели нажить двух ребят, но кто знал, что будет впереди. Но ничего, война — это временные трудности, а кончится она — и опять будет хорошая жизнь. Может, только меня не будет с вами…
Самое главное — береги ребят. Ты скажи мне: Канапушка теперь, наверное, уже ходит? Она такая же толстушка или нет? А Славка, небось, как бандит стал. Он теперь уже большой, наверное, скоро будет твоим помощником, ведь ему скоро 3 года. А Канапушке скоро будет год. Ох, они сейчас, наверное, на полу возятся. Славка, наверное, бьёт её, а она, наверное, хохочет. Ведь она такая толстушка, что не скоро до болятки достанешь…
23 февраля 1942 г.
Добрый день, дорогая Полинка! Привет моим дорогим ребятам Славке и Танюше — и тебе, Полиночка! Полиночка, я пишу тебе это письмо вне очереди, я хочу выразить тебе свои чувства, которые я здесь переживаю.
Сегодня 23 февраля, день Красной Армии. В моей жизни ещё не было такого радостного праздника, как сегодня. Я ещё никогда не переживал такого чувства уверенности в непобедимой силе нашей армии и любви к ней нашего народа.
Я тебе ещё не писал, как хорошо ухаживают за ранеными доктора и сестры. Они ухаживают так, как родная мать за своим маленьким ребенком. Чувствуешь заботу их не только как специалистов, но и как любимых для тебя родных людей.
Полинка, вот сегодня, 23-го, нам, всем бойцам, разнесли подарки рабочих одной шахты. Казалось бы, радоваться особенно нечего: ну что тот подарок — стоит 20-30 руб. Но посмотришь на людей, которые всячески стараются помочь армии, становится жалко, и от этой жалости хочется просто плакать… И хочется побежать туда, на поле боя, где решается судьба будущей жизни нашего народа…
Что ещё можно отметить в письмах? Просьбы о фотокарточке. Они — почти в каждом письме. Продай, Пол инка, все вещи, всю мою одежду, купи дров (это главное!). Но и не забудь — давно прошу — сфотографируйтесь! Втроём. Или хотя бы одна Канапушка…
Ну а что же со «счастливой жизнью», которую пророчил солдат после войны? Счастливая жизнь после гибели мужа и отца? Возможно ли?
В двух словах скажем. Слава и «Канапушка» — Таня — выросли. За отца получали небольшую пенсию. Автогенный завод помогал путёвками в пионерлагерь. 35 лет назад переехали в Зеленоград. Работали: Вячеслав — на «Элме», Татьяна — на «Ангстреме». Пелагея Семёновна, их мама, умерла в 1993 году, последние 25 лет была парализована. Вячеслава Степановича тоже парализовало, в минувшем году, он инвалид I группы. Надо бы пролечиться в «Голубом», да денег нет… Но это уже отдельная тема, не 23-февральская.