Эшелон с призывниками мчался на восток. Ребята недоумевали: нас же должны на фронт отправить бить фрицев, а тут на тебе — в Сибирь! Июль 41-го был теплым. Молодежь знакомилась между собой. Кто-то молча глядел, как за окном мелькали поселки и города страны. А 19-летний Толя ХАПИЛОВ вспоминал свою нехитрую жизнь…
В мирное время к воинской службе не годен
Он родился в селе Догадцево Ярославской области. Семья жила бедновато, как и большинство односельчан. Ни радио, ни школы, ни фельдшерского пункта в деревне не было. Да что там говорить: ни у кого не нашлось термометра, когда захворал отец. Его Толя помнил плохо: отец умер в 1924 году. Мать осталась вдовой с четырьмя детьми на руках. В школу приходилось ходить на своих двоих за 9 км. Вернешься после уроков домой — обыкновенная вареная картошка или пустые щи покажутся необычайно вкусными. А уж если появлялся кусок синеватого сахара на столе, то он считался праздничным гостинцем.
После окончания семилетки решил поступать в Ярославское военное артиллерийское училище. Но медицинская комиссия забраковала: плохо ты, парень, слышишь на одно ухо. Поэтому в мирное время к воинской службе не годен. Поступил в школу ФЗО Ярославского шинного завода. Стипендия — курам на смех. Зато когда в начале 1941 года окончил ее и стал работать сборщиком на этом же заводе, немного полегчало. И самому хватало на простую жизнь, и матери помогал трудовыми рублями. Ну вот и вся биография. А что впереди — бог его знает…
Впереди был Новосибирск
Переодели ребят в новенькую симпатичную форму (диагоналевые шерстяные гимнастерки, брюки, сапоги и прочее) и зачислили в учебный пограничный полк. И начали командиры, как и положено, муштровать солдат. Изучение стрелкового оружия, окопы, ползание по-пластунски, стрельбы, строевая подготовка. Не успели даже обжиться на новом месте, как отобрали из новобранцев сотню: комсомольцев да тех, кто по анкетным данным подходил для продолжения службы. И вот уже вновь стучат по рельсам колеса. Куда? Никто не знает. Выгрузились ночью в темноте. Строем подошли к каким-то баракам. Возле них военные, только поди разбери, каких родов войск. Краем уха услышали: немцы подходят к Москве. Это был октябрь 1941 года. Утром на полуторках прибыли в… столицу. Разместили ребят в Екатерининских казармах, где располагался 3-й оперативный полк дивизии им. Дзержинского. Он уже был в составе действующей армии. Анатолий вместе с другими солдатами стали охранять правительственные учреждения и некоторые важные научно-исследовательские институты Москвы. Караулы несли, естественно, круглосуточно.
— Анатолий Андреевич, что наиболее яркого помните из осени 41-го?
— В октябре началось мародерство. Был специальный приказ: расстреливать на месте без суда. Но нам не довелось прибегнуть к таким крайним мерам. Хотя через несколько дней после оповещения населения об этом приказе мародерство пошло на убыль. А ведь создавалась паника, грабились продуктовые магазины, у людей проявлялись просто животные инстинкты: после нас — хоть потоп!
Историческая справка
Утром 15 октября 1941 года Сталин собрал в своем кабинете членов ГКО и Политбюро. Среди них были МОЛОТОВ, МАЛЕНКОВ, БЕРИЯ, ВОЗНЕСЕНСКИЙ, ЩЕРБАКОВ, КАГАНОВИЧ, МИКОЯН. Вождь всех времен и народов внешне держался спокойно, и, резюмируя, предложил всем членам Политбюро и ГКО подготовить меры по эвакуации своих ведомств и покинуть Москву «сегодня же». «Сам я выеду завтра утром», — произнес Сталин. После такого напутствия речи об организованной эвакуации быть не могло. В ночь с 15 на 16 октября Берия провел срочное совещание райкомов ВКП(б) Москвы, где заявил: «Связь в фронтом прервана. Немецкие танки в Одинцове. Утром раздайте продукты из магазинов населению бесплатно…». Однако, по воспоминаниям секретаря ПК ВКП(б) ПОПОВА: «Я только что вернулся из Усова. Никаких немецких танков в Одинцове не было». А фраза «Раздайте продукты бесплатно», — по логике вещей означавшая, что «город будет сдан», — мгновенно разошлась по всем районам Москвы и породила волну панического страха. Встал общественный транспорт, включая метро. Простых людей от немедленного бегства сдерживал лишь тот факт, что в эти дни на предприятиях раздавали зарплату. Более менее
справиться с паникой удалось только к 20 октября, когда председатель Моссовета Василий ПРОНИН официально объявил об осадном положении и комендантском часе, а милиции и патрулям армии и НКВД были даны соответствующие полномочия. Говорят, что именно Пронину пришла в голову идея развесить по городу огромные афиши с портретом Любови ОРЛОВОЙ и анонсом ее предстоящих выступлений в Москве. Разумеется, это была не главная причина того, что в городе паника прекратилась. Но многих граждан такое объявление успокаивало: ведь если назначены концерты, то, наверно, положение не настолько ужасное…
Промах немецкого аса
И еще один эпизод навсегда остался в памяти Анатолия Андреевича:
— Наша рота охраняла здания ЦК ВКП(б). И так случилось, что ночью 29 октября один из немецких бомбардировщиков сумел прошмыгнуть незамеченным над столицей и сбросить бомбу весом в одну тонну прямо на главный корпус. Причем тогда даже не была объявлена воздушная тревога. Бомба прошила насквозь все этажи и разорвалась внизу. Здание было очень разрушено. Погиб один наш сержант, который дежурил в подъезде возле корпуса. Потом стало известно, что в это время в соседнем здании МГК партии его 1-й секретарь Щербаков вел заседание. И у немцев была об этом информация. Но пилот промахнулся метров на 20. У нас же в караульном помещении исчезло электричество, связь, вода. Мы были переведены в другое место.
А службу кому нести?
Зная, что А.ХАПИЛОВУ довелось участвовать в двух исторических парадах на Красной площади: 7 ноябре 1941 года и 24 июня 1945-го, я попросил его рассказать об этих событиях поподробнее.
— Перед ноябрьским парадом мы ничего не знали о его проведении: это держалось в тайне. Несколько раз мы маршировали во дворе — но все воспринимали это как обычные строевые занятия. 7-го ноября нас подняли раньше обычного. На завтрак мы ходили из казармы в соседнюю школу. Кстати, с питанием было неплохо: хлеба в день каждый получал зимой по 900 г, а летом по 800. Во всяком случае, в деревне мы так не ели! Правда, однажды у нас отменили… ужин. Завтрак и обед были как обычно, а вечером несколько дней подряд мы довольствовались хлебом да чаем. Позже, когда здание ЦК было разбомблено и руководство эвакуировалось в Куйбышев, в складских помещениях остались запасы продовольствия. Наша дивизия охраняла их тоже. По приказу свыше все те продукты достались нам. Но не думайте, что мы как-то особо мы шиковали: все отпускалось по нормам военного времени…
Так вот, 7 ноября, после завтрака нам выдали дополнительно пару ящиков патронов. Мы пришли на Красную площадь и с оружием засели прямо за мавзолеем. Ситуация ведь была критическая: немцы в тридцати км от Москвы. Сам парад прошел довольно быстро. Сыпал снег. Колонны красноармейцев от Исторического музея промаршировали в сторону собора Василия Блаженного. Речь Сталина хорошо была слышна. Мы впервые были так близко от вождя. И его голос вселял во всех нас уверенность в исторической правоте первой страны социализма. Это трудно сейчас представить! Ведь повторюсь: немецкие войска были рядом, фронт — рукой подать, фашисты заняли всю Белоруссию, значительную часть Украины, у нас за эти месяцы огромные воинские потери, а Сталин негромко говорил о мужестве наших солдат, героизме партизан, тяготах народа. И — о нашей неизбежной победе! Потом, когда прошли все части и правительство покинуло трибуны мавзолея, мы тоже молча повторили путь участников парада и направились в казармы, чтобы продолжать службу по охране важнейших объектов Москвы.
— А на фронт хотелось попасть?
— Еще бы! Я написал заявление с просьбой отправить меня на передовую. Но этот документ направил наверх, минуя свое командование: знал, что не отпустят. Через некоторое время командир полка ЯКОВЛЕВ отругал меня с глазу на глаз, да еще пригрозил: вместо фронта пойдешь на 5 суток на гауптвахту!
— И что — отсидели на «губе»?
— Какое там отсидел! А службу кому нести?
Парад Победы
Об этом историческом событии всем стало известно заранее. Ведь именно 22 июня 1945 года был торжественно объявлен стране приказ Верховного Главнокомандующего: «В ознаменование Победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — парад Победы…».
— Это забыть невозможно! А тренироваться мы стали где-то за пару недель до объявления приказа Сталина. Из нашего батальона отобрали 100 человек. Построились мы во дворе казармы, и нам выдали обыкновенные деревянные двухметровые… палки от палаток. Объяснили, что мы будем бросать трофейные фашистские знамена на брусчатку перед мавзолеем Ленина. Еще 100 человек — фронтовиков — репетировали этот момент в другом месте. На самой Красной площади прошло всего две тренировки. Но уже с настоящими знаменами. Кстати, в первый раз мы все бросились разбирать те из них, которые покороче, а значит, и полегче. Но не тут-то было. Оказывается, еще с прошлых времен в германской армии среди кавалерии была такая традиция: после взятия очередного населенного пункта на древко знамени прикреплялась металлическая табличка с названием побежденного города. Поэтому многие деревянные древки были словно окольцованы металлическим панцирем. И весили прилично. А в кавалерии всадники древки знамен вставляли в стремя и рукой только придерживали. Так что во вторую репетицию мы уже знали, что нужно выбирать. А трофейных знамен в трех комнатах было несколько сотен!
Дайте кожаные перчатки!
24 июня за два часа до парада наш сводный батальон построился у собора Василия Блаженного. На крытых грузовиках привезли трофейные знамена. Мы одеты в однобортные парадные мундиры, каски. Идет дождь. Помню, как в казарме еще после репетиции один из наших солдат сказал командиру, что он не может брать в руки «вонючие знамена фрицев». Это доложили наверх. Поэтому нам выдали кожаные перчатки. И правильно! Наконец кремлевские куранты пробили 10 часов. Мы увидели как из Спасских ворот выехал на белом коне заместитель Верховного Главнокомандующего маршал ЖУКОВ и как отдал ему рапорт командующий парадом маршал РОКОССОВСКИЙ. Сорок три минуты шли мимо мавзолея и трибун сводные полки фронтов. Наш особый свободный батальон замыкал парад. Дождь усиливался. Наш батальон пошел вдоль ГУМа. Мы развернули трофейные знамена. И они словно подметали, вытирали брусчатку Красной площади. Вот мы повернули налево — к мавзолею. В этот момент смолк сводный оркестр из 1400 музыкантов, который во время парада исполнял победные марши. Наступила минутная тишина. Вся площадь замерла в ожидании непривычного ритуала. И тут начинают бить барабаны. Одни барабаны. Их — 80. Батальон по сигналу шашкой начал движение в сторону мавзолея. Мы остановились с опущенными к брусчатке знаменами. На правом фланге стоял богатырского роста сержант Федор ЛЕГКОШКУР. Ему было поручено нести личный штандарт Гитлера — свастику в венке, над которым орел, словно над земным шаром, развернул крылья. Сержант первым швырнул будущий музейный экспонат к подножию мавзолея. А затем шеренга за шеренгой, отрепетированными движениями бросали на два деревянных помоста знамена поверженного врага. И я отлично помню, что только дважды над Красной площадью пролетал просто шквал аплодисментов. Сначала когда появился Сталин и члены правительства, а затем — когда росла груда знамен перед мавзолеем. Кстати, такой ритуал был впервые проведен в истории всех войн человечества на земле. Многие зарубежные дипломаты и высокопоставленные военные, узнав об этом, выражали свое неудовольствие: не стоило, мол, этого делать. Мы и так победили. Но я думаю, что эта идея Сталина вполне вписывается в празднование нашей Победы. Ведь и таких по масштабу войн человечество не знало.
— В этот день вам, наверно, выдали грамм по 200 водки?
— Ничего подобного! Мы получили увольнительные, и я поехал на свидание с девушкой!
В.Курячий, фото автора
P.S. Анатолий Андреевич ХАПИЛОВ — единственный ветеран Зеленограда, который участвовал в двух исторических парадах на Красной площади.