I
Прежде чем приступить к описанию наступательных боев соединений и частей 16-й армии, хотелось бы немного поразмышлять вообще о контрнаступлении под Москвой.
Сразу же ставим глобальный вопрос. Планировалось ли наступление под Москвой Генеральным штабом заранее, ну хотя бы за месяц до 6 декабря? Или этот замысел возник тогда, когда мы уже увидели, что немец-то уже на последнем издыхании, и не пора ли нам не только отбиваться от него, но и собрав силы, ударить его. Может, что-нибудь и получится. Я специально здесь употребляю слово «может», потому-что наше и высшее руководство, да и командование Западным фронтом не было твердо уверено в ближайшем успехе. Тот факт, что сообщение о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой появилось в печати не 8-го или 9-го, когда уже обозначились первые успехи, а 13 декабря, когда уже можно было сказать: «Слава Богу! Получилось!» — этот факт говорит о многом.
Контрнаступление под Москвой началось с некоторым преимуществом наших войск: пехота превосходила пехоту противника в полтора раза; в танках и артиллерии немцы уже не имели того перевеса, который был у них в начале наступления на Москву; в отношении авиации мы были наравне. Правда, моральное состояние немецких войск было подорвано.
И вот это незначительное превосходство над немцами не давало возможности ставить нашему командованию решительные по замыслу и глубокие по местности цели окружения и разгрома фашистских войск под Москвой.
Обратимся к словам маршала Г.К.Жукова.
«Когда в последних числах ноября и в первые дни декабря мы организовали сопротивление противнику, а затем применили более активную форму — наносили контрудары, в наших замыслах еще не было четко обоснованного мнения о том, что нами затевается такое грандиозное контрнаступление, каким оно потом оказалось. Первая постановка задач 30 ноября на контрнаступление преследовала хотя и важную, но пока ограниченную цель — отбросить наиболее угрожавшие прорывом к Москве вражеские силы.
… И когда на правом, а особенно на левом крыле нашего фронта противник начал отходить, командование фронта распорядительным порядком стало наращивать силу ударов не только по фронту, но и по глубине. 5-6 декабря контрнаступление стало реальностью. Как мне помнится, специального приказа или общей директивы на контрнаступления не отдавалось. Боевые задачи войскам, как ближайшие, так и последующие, ставились последовательно отдельными директивами штаба фронта.
Таким образом, контрнаступление под Москвой не имело резко выраженного начала, как это было, например, под Сталинградом. Оно явилось развитием контрударов»[1]
Все это опубликовано задолго до появления его » Воспоминаний и размышлений».
Да и в воспоминаниях Г.К.Жукова мы находим:
«… Ближайшая задача контрнаступления на флангах Западного фронта заключалась в том, чтобы разгромить ударные группировки группы армий «Центр» и установить непосредственную угрозу Москве. Для постановки войскам фронта более далеких и решительных целей сил у нас тогда не было.
Мы стремились только отбросить врага как можно дальше от Москвы и нанести ему возможно больше потерь.»[2]
Таким образом не только Генштаб, но и штаб Западного фронта не имел заранее подготовленной и материально обеспеченной операции по решительному наступлению под Москвой.
Не планировали также операции и армии. Они ставили задачи дивизиям и бригадам, как можно быстрее и любыми средствами освободить тот или иной населенный пункт, как можно подальше отогнать фашистов от Москвы. Кое-какие попытки окружить небольшие гарнизоны фашистских войск, как правило, не имели успеха.
Посмотрите на конфигурацию линии фронта на 5-6 декабря нашего северо-западного направления. На севере — фашисты на окраинах Дмитрова, на востоке — восточнее Красной Поляны, на юге — 40 км Ленинградского шоссе, на западе — Дедовск.
Образовался выступ в сторону Красной Поляны. А может быть его срезать? 1-я Ударная армия на Солнечногорск — с севера, 16-я армия с юга. И пожалуйста, первое для немцев «кольцо» еще в 1941 году. Ну, ладно. Хватит фантазировать!
Помните великого Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны!..»
Никто никаких грандиозных замыслов не ставил, каждая дивизия, бригада решала свои местные тактические задачи. И решали их под непрерывным боевым воздействием противника. Фашисты заставили нас в этот период раскрыть даже наши стратегические резервы.
1 декабря они захватили Яхрому, мост через канал и оказались на левом берегу канала. Пришлось до начала общего наступления 1-й Ударной армии проявить себя.
2 декабря для неудачной атаки на Красную Поляну использовались и части 20-й армии. А ведь эти армии создавались только для контрнаступления. И о них немцы ничего не знали.
Главной особенностью контрнаступления под Москвой было то, что оно не только готовилось в период жестоких оборонительных боев, но и началось без малейшей передышки, по крайней мере на нашем северо-западном направлении, и не одновременно, а с разрывом двое-трое суток. Но все-таки началось. И наши дивизии и части погнали врага.
II
Начнем опять же с правого фланга. Чуть-чуть коснемся наших правых соседей.
20-я армия силами 331-й стрелковой дивизии и 28 стрелковой бригады начали наступление на Красную Поляну. Этот район являлся ключом к успешному развитию дальнейшего наступления, на Солнечногорск. Немцы упорно его защищали. В ночь на 4 декабря частям дивизии удалось занять Катюшки, что в одном километре восточнее Красной Поляны. День 5 декабря прошел во встречных атаках. Бои в этот день результатов не дали ни нашим, ни немцам.
Участник боев за Красную Поляну, ветеран 331 сд, майор в отставке Музылев Владимир Сергеевич (в 1984 году был жив) рассказывал мне какие кровопролитные бои шли здесь. Трое суток дивизия топталась на месте, неся большие потери. К исходу 6 декабря зацепились за южную окраину поселка. Утром 7 декабря — новое наступление, уже по трупам своих товарищей. Засевшие в домах автоматчики продолжали отстреливаться, нанося потери нашей пехоте. Минометные батареи противника, находившиеся на западной окраине поселка, вели сильный огонь по нашим боевым порядкам. Но не смотря на это, устоять немцы не смогли и утром 8 декабря были окончательно выбиты из Красной Поляны.
После овладения районом Красной Поляны наши части начали преследование противника. Не встречая серьезного сопротивления, к исходу 9-го декабря они вышли на ближние подступы к Солнечногорску.
5 декабря немцы сделали последнюю попытку прорвать наш фронт на одном из участков в районе Крюково, где они сосредоточили значительные силы пехоты и танков. Но было уже поздно. 16-я армия тоже готовилась к наступлению и к этому времени получила новые части, большое количество артиллерии, минометов, танков и средств противотанковой обороны. Все атаки немцев были отбиты с большими для них потерями.
Наступление группы генерал- майора Ремизова началось с утра 7 декабря боем за деревни Владычино и Лунево. К утру следующего дня она овладела этими деревнями, а к 20.00 9 декабря освободила Клушино.
Так как к этому времени левый фланг 20-й армии решительно перешел в наступление и быстро начал очищать от фашистов территорию Солнечногорского района, командующий 16-й армией снимает со своего правого фланга 145-ю танковую бригаду и перебрасывает ее в район Крюково.
Рано утром 7 декабря перешли в наступление гвардейцы 7-й гв. сл. Разгорелся упорный бой за Льялово и Никольское. Только на исходе 8 декабря немцы были выбиты из Льялово, а на следующий день 9 декабря было освобождено Никольское.
В этих боях стрелкам очень эффективно помогали артиллеристы 219-го гаубичного артиллерийского полка.
Когда гвардейцы 30 стр. полка под командованием тов. Б.Киневича ворвались в Льялово, они увидели у разбитого немецкого штаба десятки трупов и среди них труп немецкого генерала. Прикрываясь заслонами, немцы начали отступать в направлении Овсянниково — Есипово.
В наступательных боях дивизия действовала в составе двух стрелковых полков. 159 стр. полк, начиная с 3 декабря был переподчинен 8-й гв. сд и участвовал в боях за Крюково.
К этому времени полоса наступления 7 гв. сд была перерезана наступающими частями 20-й армии и Рокоссовский выводит 7 гв.сд в резерв армии. Дивизия с 18.00 12 декабря сосредоточивается в районе Крюково — Льялово -Каменка и переходит на режим формирования и отдыха.
В эти спокойные дни частыми гостями дивизии становятся делегации московских заводов и фабрик, приезжают партийные и советские работники.
«Артисты, концертные бригады помогли нам хорошо встретить новый 1942 год,» — вспоминает комиссар Пеньков А.В. — сотни солдат и офицеров были награждены орденами и медалями Советского Союза. Среди награжденных оказался и я. Был награжден орденом Красной Звезды и удостоен очередного воинского звания — старший батальонный комиссар (подполковник).»[3]
Дивизия получила пополнение, новую материальную часть и вооружение.
Так артиллеристы 25 гвардейского АП получили новые 152 мм и 122 мм гаубицы, 76 мм пушки, «ЗИС-3» на резиновом ходу, трактора — тягачи и новые автомашины. Были полностью обеспечены средствами радио и телефонной связи. Весь личный состав полка и дивизии был одет и обут в зимнее обмундирование, обеспечен снежно-белыми маскировочными халатами.
В первой половине января 1942 года произошла смена нумерации частей дивизии. Стрелковые полки — 30, 159, 288 — получили наименование соответственно 14, 20, 26 гвардейских стрелковых полков.
Здесь под Москвой, на базе 7 гв. сд развернулся первый гвардейский стрелковый корпус, в командование которым вступил бывший командир дивизии гв. генерал-майор А.С.Грязнов.[4] В корпус вошли кроме 7 гв. сд 14-я и 15-я отдельные стрелковые бригады. Командиром 7 гв. сд был назначен полковник Бедин Ефим Васильевич.
Утром 15 января 1942 года дивизионные колонны одна за другой уходили на площадки железной дороги для погрузки. Москвичи с чувством глубокой благодарности провожали верных и стойких защитников Москвы. В память о пребывании в 1941 году гвардейцев 7 гв. сд в Сходне и в честь ее боевых заслуг перед Москвой и Родиной одна из улиц города названа именем 7-й гвардейской.
III
Ну а мы возвращаемся немного назад на боевые позиции 354-й стрелковой дивизии. Ее части стойко обороняют Ленинградское шоссе.
Из журнала боевых действий 354 сд. «В 14.45 6 декабря дивизия получили боевой приказ Штарма — 16 N05, в котором говорилось: «Противник израсходовал все свои резервы и больше наступать на Москву не может и перешел к активной обороне.»
16-я армия с утра 7 декабря переходит в решительное наступление с задачей овладеть рубежом: Жилнно — Льялово — Чашниково -Алабушево — Горетовка.
Дивизии с 39 ПАП 1/13 ГМП ставилась задача: Овладеть Матушкино и в дальнейшем рубежом: Чашниково — Алабушево — (искл.) Андреевка.»[5]
А теперь вернемся к воспоминаниям командира 1203 стр. полка майора Хайруллина Б.Ф.
«7 декабря, рано утром к нам на командный пункт прибыли: командир дивизии, командир артполка и командир дивизиона этого полка. Хотя время было еще раннее, но мы уже были на работе. Личный состав к этому времени был накормлен горячим завтраком.
… Командир дивизии в присутствии командиров батальонов и спец. подразделений ознакомился с обстановкой перед фронтом полка, о которой я ему докладывал, состоянии личного состава, обеспеченности боеприпасами, настроением бойцов и т.д.
В свою очередь он ознакомил нас с обстановкой на фронте, информировал, что некоторые соединения нашего фронта 6 и 7 декабря перешли в наступление и ведут успешные боевые действия.
354-я стрелковая дивизия перейдет в наступление с утра 8 декабря. Но прежде, чем отдать приказ, спросил мое решение, как будет действовать полк по овладению дер. Матушкино.»[6]
Вот уже несколько дней находясь перед деревней Матушкино, майор Хайруллин достаточно хорошо изучил местность, расположение противника, систему его огня. Были выявлены многие огневые точки, огневые позиции его артиллерии. Учитывая все это и выработался план наступления.
«Одним батальоном сковать противника с фронта, а двумя батальонами наступать южнее деревни и выйти на ее юго-западную окрашу, т.е. охватить правый фланг противника. Здесь у противника фланг тоже открытый и кроме того здесь сплошной лес является естественной маскировкой для нас. С выходом полка на юго-западную окраину деревни, оставленный батальон по моему сигналу переходит в наступление.[7]
Полковник Алексеев решение командира полка утвердил и предупредил, чтобы наступление было энергичным и как можно быстрее ворваться в лес. Напомнив, что наступление полка начинается в 10 часов 8 декабря, пожелал всем успеха и отбыл на свой командный пункт.
Коротки декабрьские дни. Светлого времени было в обрез, а нужно было еще многое сделать командиру полка.
Поставил задачи батальонам, приданной артиллерии, организовал взаимодействие между подразделениями, указал каждому командиру исходное положение для атаки, установил сигналы управления и целеуказания.
С наступлением темноты батальоны заняли исходные положения. Командиры довели до каждого бойца задачу в наступлении. Перед рассветом покормили людей горячим завтраком. А теперь, стоп!… Пока не будем подымать людей в атаку и несколько минут побудем с ними.
Черная декабрьская ночь накрыла поля и леса, впереди лежащую деревню, и тысячи людей, ожидающих что-то тягостное, тревожное. Время от времени яркие всполохи ракет освещают бледно-серым светом белоснежные поляны. В эти минуты просматриваются отдельно стоящие строения, как бы застывшей деревни. И опять темнота, только отдельные трассы трассирующих пуль пронизывают морозный воздух.
Наступает рассвет. Холодно. Тревожно… О чем ты думаешь сейчас, солдат?… Он стоит в обледенелом окопе. Это его исходное положение, отсюда он шагнет и пойдет в свою первую атаку.
А мысли, конечно, там в пензенской деревне, в своем родном Большом Въяссе. Только что направил письмо своим самым близким, самым родным:
1 декабря 1941 года.
Привет Шура и Боря! Целую вас. Шура, пока жив и здоров. Пишу письмо из Москвы. Шура, мне выпала почетная доля защищать сердце нашей родины красавицу Москву. Вступили в действие. Если жив останусь, пришлю письмо. До свидания. Целую вас тысячу раз. Передай привет всем родным и знакомым.
Твой Леня.
Двойной тетрадный лист в прямую линейку сложен в треугольник. Письмо написано простым карандашом. Штампы: Химки 2.12.41 г. Б.Въясс 19.02.42 г. Просмотрено военной цензурой — 52. И конечно, адрес: Пензенская область Больше — Въянский р-н село Большой Въясс улица Базарная, дом N (не просматривается) Царьковой Александре Никитовне.[8] Письмо пошло по каналам почты военного времени, а Алексей Царьков стоит в окопе и ждет сигнала в атаку, ждет, когда он «вступит в действие». Ждут тысячи бойцов и командиров дивизии. Натянув шнуры, ждут команды сотни артиллеристов, готовых в любую минуту тонны металла обрушить на головы непрошенных врагов.
Смотрит на часы майор Хайруллин и ровно в 10.00 подымает людей. И они пошли. В первых рядах атакующих вел свою роту политрук Алексей Царьков. Со свистом и шуршанием проносились над их головами снаряды и мины нашей артиллерии, которая перенесла свой огонь на вторые эшелоны фашистов. С характерным завыванием пронзили туманное утреннее небо огненные стрелы реактивных снарядов прославленных «катюш». Где-то в районе Алабушево отдалось сплошным громом и гулом, задрожала земля. Сзади, издалека, из-за Сходни, раздавались громовые батарейные залпы наших дальнобойных пушек. На всем фронте, от Матушкино до Баранцево, началось решительное наступление соединений и частей 16-й армии.
«Наступление было настолько стремительным, что за какие-то 10-15 минут без единой потери мы достигли леса, — вспоминает Баян Фаткулович. — В период наступления из-за отсутствия технических средств связи (телефон, радио) сам я со штабными офицерами все время находился в боевых порядках полка.
После небольшой передышки, сориентировавшись на местности, повернув фронт на северо-восток, продолжали наступление с целью выхода в тыл противника. Противник, чувствуя, что его окружают, начал отходить, но из глубины открыл сильный минометный огонь по нашим боевым порядкам.
При подходе к железной дороге меня постигло несчастье: осколком мины я был тяжело ранен. Командование полком принял комиссар полка тов. Метайшвили. Помню я сказал ему, что мы ближайшую задачу выполнили — дер. Матушкино освободили, и чтобы дали сигнал для наступления первого батальона, а затем начал терять сознание. Оказав мне помощь, увезли меня в медсанбат.»[9]
А полк и дивизия продолжали наступление. Противник подтягивал резервы, на некоторых участках переходил в контратаки, всеми силами и средствами пытался остановить продвижение наших войск. Шел жестокий и кровопролитный бой. Нам не ведомы подробности гибели Алексея Царькова. Где-то наткнулся на пулю солдат, упал, затих и остался лежать на снегу. Ушли вперед боевые товарищи, а Алексей Царьков, выполнив свой солдатский долг перед Родиной и отдавший торжеству грядущей Победы самое ценное, самое дорогое — человеческую жизнь, остался навечно в памяти своих близких, в памяти своего народа.
Помните в последнем письме: «если жив останусь…»
Нет!… Не пришлось уже больше получать ни Александре Никитовне, ни Боре писем от любимого мужа и дорогого отца. Пришла страшная казенная бумага — «похоронка» с казенными официальными словами: «ваш муж политрук Царьков Алексей Сергеевич в боях за Социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит в бою 6 декабря 1941 года, похоронен: станция Крюково Московской области».[10]
Уже через несколько лет эти документы вернулись на место гибели политрука Царькова Алексея Сергеевича. Их привез тот самый Боря, к которому обращается в письме отец, — Борис Алексеевич Царьков.
Хранятся они сейчас в Зеленоградском историко-краеведческом музее, а список захороненных на привокзальном сквере станции Крюково, запечатленных на гранитной плите начинается: 1. Политрук Царьков А.С.
Наступление 354-й сд продолжалось. К утру 9 декабря были освобождены деревни Александровка, Алабушево, Чашниково.
К 20.00 11 декабря части дивизии, следуя за группой генерала Ремизова, Вышли на рубеж Истринского водохранилища и приступили к подготовке его форсирования.
IV
Попытки наступать Панфиловская дивизия предпринимала неоднократно. В район Крюково противник вышел 30-го ноября и уже 2-го декабря вытеснил наши части и из поселка, и со станции. Условно можно было считать границей разграничения линию железной дороги. Правее станции противник достиг озера «Водокачка». Платформа «Малино» и рядом с ней кирпичные заводы находились в наших руках.
Крюково и Каменку занимали до трех батальонов мотопехоты и около 30 танков. Здесь противник имел наиболее сильный гарнизон. Части противника расположились в населенных пунктах, превратив их в узлы обороны с круговым обстрелом и взаимной огневой связью. Промежутки между опорными пунктами и узлами обороны были минированы и оплетены колючей проволокой.
Уже 3-го декабря Рокоссовский приказал выбить гитлеровцев из Крюково. Считанные часы отводились на подготовку такого серьезного боя, поэтому многие вопросы организации боя решены не были или решались поспешно. Двойная задача была поставлена гвардейцам Катукова. Частью сил оборонять участок, а другой — помочь 8 гв. сд. Огневая мощь и подвижность танковых подразделений не использовалась в полной мере.
Утром 4 декабря во весь голос заговорила артиллерия. Как только огонь артиллерии был перенесен в глубь обороны противника, гвардейцы — панфиловцы в сопровождении танков, рассредоточенных по всему фронту атаки, пошли вперед,
Но атакующим удалось пройти всего сотни две метров. Они не дошли даже до окраины Крюково. Гитлеровцы засыпали их снарядами и минами, прижали к земле свинцовым ливнем пуль. Атака захлебнулась. Пришлось отойти в исходное положение.
«Казалось, — пишет в своих воспоминаниях маршал бронетанковых войск М.Е.Катуков «На острие главного удара», -после этого следовало пересмотреть план штурма крюковского плацдарма гитлеровцев. Было ясно, что лобовой атакой, да еще в жестокий мороз и по глубокому снегу, здесь ничего не сделаешь. Не принесла должного эффекта и артиллерийская подготовка, предшествующая атаке. Верно, снарядов тогда было выпущено изрядное количество, но точного удара по цели, мешавшей продвижению атакующих, не получилось. И лишь потому, что у нас не было полного представления о расположении вражеских огневых средств в районе Крюково-Каменка.»[11]
Однако, в ночь на 5-е декабря генерал Ревякин повторяет атаку, не внося в план никаких изменений. Но успеха опять не добились. Понесли серьезные потери. Вот почему в батальонах и осталось не более 70-80 человек.
Танкисты потеряли два «KB», четыре «Т-34» и три «Т-60». Семь танков отправили в ремонт, а два так и остались на поле боя.
Командиры совершали ошибки, а люди совершали подвиги. Танк лейтенанта Платко подорвался на мине возле самого переднего края немцев. Ходовая часть вышла из строя. Но внутри, за броней сидели люди. Они-то и продолжали борьбу с врагом, вели прицельный огонь из орудия и пулемета. И когда саперы сделали проход в минном поле, экипаж умудрился вытянуть машину из-под немецкого огня и отвел ее в ремонтно-восстановительную роту.
С 3-го на 4-е декабря лейтенант Дмитрий Волгапкин получил задание со взводом (а в нем всего-то было 7 человек) занять кирпичное здание у пруда, на шоссе (улица 1-го Мая).
Прикрывшись темнотой, взвод достиг здания и прижался к стенам. Послышалась немецкая речь. И вдруг сзади: «Русс! Здавайс!»
— Быстро на второй этаж, — скомандовал Волгапкин и одну за другой бросил две гранаты в сторону немцев.
Дом оказался не занятым. Ночью немцы не тревожили, а утром начали окружать дом. Появилась танкетка и начала бить из пулемета. Двое бойцов были ранены. Создалась угрожающая обстановка.
Но вдруг, немцы залегли, а некоторые стали отступать. Из-за сараев, ломая их, выползал «Т-34». Танкетка скрылась.
Танк, развернув башню, выстрелил несколько раз из орудия и хотел пройти лощиной. Был уже мороз и снег покрыл всю землю.
Лощина оказалась замерзшим прудом. Танк провалился. Два человека выскочили из танка, два погибли.
Немцы, заметив катастрофу с танком, снова окружили дом. Снова появилась танкетка. Сейчас она, разъезжая по дороге, обстреливала дом с трех сторон. Сержант Уралбаев пытался подбить ее из своего противотанкового ружья, но промахнулся. Фашисты захватили нижний этаж. Используя скудный запас русских слов, немцы пытались предъявить группе Волгапкина устный ультиматум выбросить оружие, а самим спуститься и сдаться в плен. В противном случае здание будет взорвано.
Волгапкин все условия отверг. Так и просидели еще ночь немцы внизу, наши — вверху. Утром, 6-го декабря после очередной нашей атаки, немцы не выдержали и оставили дом.[12]
После войны вернулся Дмитрий Михайлович в Крюково и поселился рядом с домом, который в историю крюковской битвы вошел как «дом Волгапкина».
Жестокие кровопролитные схватки происходили за небольшую кирпичную железнодорожную баньку.
Из письма Посика Д.А. «… Мемориалов до сих пор к нашему стыду нет, а банечка стояла, стоит и будет стоять, потому что я приложил все силы для спасения ее как символа светлой памяти моих погибших вокруг и в ней братьев по оружию.
И когда водили экскурсии по линии фронта в Крюкове, то к этой банечке либо не ходили, либо небрежно цедили сквозь зубы: -Здесь тоже были бои…
А что дорожка к ней вела по крови полметровой толщины не только молчали, но и сейчас сами крюковчане и даже ученики 54-й школы не знают об этом.» И далее…» Не случайно в конце перронов, у перехода моих братков лежало друг на друге в пять рядов. Правей оттуда, ближе к старой станции, я и вытащил истекавшего кровью, с болтающейся ногой, из-за которой мы чуть оба не погибли, Шрубчика и втащил его в баню…»[13]
А вот краткие боевые эпизоды крюковской битвы из книги Момыш-улы «За нами Москва»:
«В одну из очередных наших контратак осколком мины ранило в руку бежавшего впереди меня бойца. Кисть его левой руки повисла на кусочке кожи. Боец приостановился, со злостью оторвал болтавшуюся кисть, швырнул в сторону и, держа пистолет в правой руке, побежал вперед с пронзительным криком «Уррр-ааа!» В бойце я узнал старшину батареи Алишерова.
Когда немец отбросил нас и завязался уличный бой, я перешел сначала одну улицу, затем другую, а перед третьей остановился, -она сильно простреливалась. Я стоял и ждал. Вдруг кто-то схватил меня сзади за шиворот и сильной рукой поволок назад, толкнул за угол дома, а сам бросился к ручному пулемету и открыл огонь. Боец стрелял короткими очередями. Кончив диск, он обернулся. Мы встретились глазами. Он виновато улыбнулся и сказал:
— Извините, товарищ командир, что я так с вами поступил. Но на той улице немцы.
В своем спасителе я узнал Спиридона Гапоненко.
… Лежал я на НП второй роты. Со мной был политрук Ахтан Хасанов. С переднего края прибежал молодой боец и не ложась под обстрелом, доложил: — Товарищ политрук, ваше приказание выполнил! — Потом он запнулся и произнес — Товарищ политрук,… меня убили.
— Ты что, Шерван-Заде, — спросил молодого таджика политрук, но боец покачнулся и упал. Он был мертв. Его возглас «меня убили» я запомнил, как упрек молодости войне.»[14]
V
О боях 4-5 декабря пишет в своих воспоминаниях маршал Катуков, а генерал Ревякин почему-то о них помалкивает.
«В течение 4,5 и 6 декабря проводилась тщательная разведка расположения противника в занимаемых их районах обороны» — так вспоминает В.А.Ревякин.[15]
Можно и так разведать огневую систему и огневые точки противника. Только это называется разведка боем. Но ведь, Ревякин и 4-го и 5-го ставил задачи на наступление и водил свои части и подразделения в атаку, а не с целью выявить систему огня. Хотя и эта задача была решена. Но какой ценою!
Короче говоря, немцы продолжали учить наших командиров уму-разуму. И получилось!
«Перед рассветом 6 декабря командиры и штабные работники стрелковых частей и нашей бригады собрались в штабе панфиловцев, в жарко натопленной избе. Всех волновал один вопрос: как выполнить приказ командарма.
… — Ваши предложения, товарищи командиры. Слово взял я. Суть моего предложения сводилась к следующему. Рассредоточение танков по всему фронту атаки не принесет желаемого результата. Что значит при наступлении одна машина на роту, а то и на батальон!
— Не лучше ли, — сказал я, — сосредоточить основные силы бригады в мощный кулак и нанести им удар по наиболее уязвимому месту вражеской обороны. Танки должны не сопровождать пехоту, а вести ее на штурм укреплений противника.
Дебаты разгорелись жаркие. В результате решили взять группировку в клещи. Но прежде всего необходимо было организовать тщательную разведку.»[16]
В течение б декабря и в ночь на 7-е проводились разведывательные поиски, артиллеристы засекали цели.
Группа танкистов — добровольцев ст. сержанта Устьяна проникла вглубь обороны противника, изучила маршрут предстоящего наступления, отметила огневые точки. На обратном пути устроила засаду, взяла «языка». Пленный помог уточнить систему огня, слабые места в обороне противника.
Генерал Катуков распределил свои танки следующим образом:
1077 стр. полку, Действовавшему на правом решающем направлении придали 4 «KB» и пять «Т-60».
17 стр. бригаде — два «Т-34» и шесть «Т-60».
Остальные машины вошли в два ударных отряда. Первым командовал Дмитрий Лавриненко, вторым — Александр Бурда. Танки Лавриненко поддерживали 1077 сп, танин Бурды — 45 кав. полк.
Танковый батальон капитана Герасименко и мотострелковый батальон капитана Голубева действовали на левом фланге дивизии.
В соответствии с общим замыслом, командиром 8 гв. сд генералом Ревякиным и было принято боевое решение:
«- 1075 стр. полк овладевает северной частью пос. Крюково и в дальнейшем наступает на Михайловку. Его поддерживает 138 пушечный полк и 875 артиллерийский полк дивизии.
— 1073 стр. полк с 1-м танковым батальоном (8 танков) овладевает западной окраиной Крюково, в дальнейшем наступает на стекольный завод. Поддерживает 138 пушечный полк и 857 артполк.
— 1077 стр. полк наступает за правым флангом 1075 попка, овладевает северной окраиной Крюково, в дальнейшем наступает на Андреевку. Поддерживает 857 артполк.
— 44-я кавалерийская дивизия;
а) 54-й кав. полк овладевает юго-западной окраиной Крюково.
б) 51-й кав. полк с мотострелковым батальоном 1 гв. ТБр. овладевает Каменкой;
в) 45-й кав. полк с 3-м танковым батальоном (6 танков) — в резерве командующего оперативной группой -сосредоточится в Малино. Задача резерва: отражение контратак из Крюково и Каменки. Задачи артиллерии: -Подготовить огневую и противотанковую систему в районе Крюково — Каменка. — воспретить подход резервов (пехота и танки) противника в направлении Александровка, Крюково, Михайловка.»[17]
Мы видим незначительные расхождения в распределении танков в решениях Катукова и Ревякина, но здесь последнее слово за пехотным командиром.
Итак, решение принято, отданы боевые приказы. Все готово к наступлению. Призыв «Ни шагу назад!» сменился боевым кличем «Вперед!»
7 декабря наша артиллерия открыла ураганный огонь по переднему краю противника. Теперь уже командиры -артиллеристы, находящиеся на НП командиров стрелковых рот и батальонов, вели прицельно — точный огонь непосредственно по огневым точкам противника. Огонь артиллерии был значительно эффективней, чем в предыдущих атаках.
Через 13 минут поднялись в атаку пехотинцы. Они быстро перешли железнодорожную линию и ворвались на ст. Крюково, и заняли переходной мост и некоторые кирпичные здания. Но, заняв первую линию траншей и опорных пунктов на восточной окраине Крюково, подразделения были остановлены организованным огнем противника.
«7 декабря мы не смогли освободить Крюково, -вспоминает Балтабек Джетпысбаев, командир 3-го батальона 1075 сп 8 гв. сд. — Закрепились на достигнутых рубежах. Батальон понес потери.
Ночью стрельба с обеих сторон не прекращались. Утром 8 декабря в 6.00 наша артиллерия открыла губительный огонь по расположению противника, т.е. по ту сторону железной дороги. Несколько залпов дали и «катюши».[18]
3 боях за Крюково немцы применяли тактику кочующих танков. Суть этой тактики очень проста. Танк выходил из укрытия в наиболее критические моменты боя, и используя всю свою огневую мощь, обстреливал из орудия и пулемета наши наступающие цепи и быстро уходил обратно в укрытие. Появился такой танк и на правом фланге батальона Джетпысбаева. Такую тактику этот танк применял не в первые. Он уже примелькался бойцам и не зря они называли его «хитрым танком», и давно поставили задачу уничтожить его. И артиллеристы получили специальное задание по ликвидации этого опасного гостя.
Своим огнем этот «хитрый танк» вывел из строя расчет одного из орудий батареи мл. лейтенанта Макатаева. На место наводчика встал сам Макатаев. Ему помогал сержант Токарев. Двумя выстрелами танк был уничтожен.
Уже несколько позже, когда немцев выгнали из Крюково, бойцы сфотографировали этот «хитрый танк» фотография его дошла до нашего времени и находится в экспозиции Зеленоградского историко-краеведческого музея г. Зеленограда.
Фашисты продолжали упорно обороняться. К центральной части Крюково и на правом фланге противник подтянул резервы и неоднократно переходил в контратаки, и дело доходило до рукопашных схваток. В небе над Каменкой появились несколько звеньев фашистских пикировщиков.
Тогда генерал Ревякин из-за правого фланга ввел в бой 1077 сп, который начал обходить Крюково с Северо-востока. Командир 44-й кавалерийской дивизии полковник П.Ф.Куклин бросил в атаку 45-й кав. полк, который начал обходить Крюково с юго-востока. Успешно продвигалась 17-я стрелковая бригада со вторым танковым батальоном в общем направлении на Андреевку, совершая более глубокий охват Каменки и Крюково с юго-западной стороны.
Жестокие бои развернулись на Каменском поле, что западнее деревни. Здесь сейчас расположились огороды зеленоградских жителей.
«Одним из первых ворвался в Каменку «KB» лейтенанта Каландадзе.
Черный от гари и копоти, покрытый вмятинами, танк носился по деревне, уничтожая живую силу и огневые точки противника. На броне мужественно сражался пулеметчик — узбек. Это он уничтожил расчет орудия, который вот-вот в упор готовился выстрелить в «KB» Каландадзе. Пулеметчик погиб, но спас танк и его экипаж.»[19]
Геройски дрались на улицах танки лейтенантов Митяшина и Балсуновского. Получив серьезное ранение правой руки лейтенант Митяшин не оставил поля боя до его завершения.
Блестяще справились со своей задачей танковые группы Лавриненко и Бурды.
Почувствовав, что их окружают, фашисты поспешно начали отступать, даже не закрепившись на промежуточном рубеже: Александровка — Андреевка — Михайловка.
8 декабря к концу дня Крюково и Каменка были полностью освобождены от фашистов.
Описывая бои за Крюково в декабре 1941 года, хотелось бы остановиться на письме политрука Омельченко Николая Федоровича. Письмо адресовано жительнице города Зеленограда, тоже участнице боев за Крюково Силиной Эрне Алексеевне. К сожалению, недавно Эрна Алексеевна умерла. Давайте опубликуем это письмо полностью, без сокращений. Оно этого заслуживает:
«Здравствуйте, Эрна!
Прочен в «Правде» «Бородино 41-го года» где О.Попов рассказывает о битве за Крюково и о Вашем подвиге. Я участвовал в битве за Крюково в 8-й Панфиловской дивизии в полку командира майора Шехтмана, комиссар т. Корсаков, в должности политрука роты.
Моей роте было приказано занять оборону правее водного бассейна (Водокачка) от которого шел на станции Крюково водопровод (это со стороны Москвы справа). Подразделение, которому было приказано оборонять водный бассейн б декабря ночью, часов в 8 вечера, не вышло к исходному рубежу, и правый фланг у нас был открыт.
Немецкие разведчики в количестве пяти автоматчиков через замерзший бассейн зашли к нам в тыл. Я со своим ординарцем Михаилом Петуховым находился в канаве, где проходил водопровод к станции Крюково. По обе стороны проходил штакетник. Немцы в 8-10 метрах оказались сзади нас.
Мой ординарец Петухов имел винтовку и гранаты, а я пистолет и гранаты. Мы в упор из винтовки и нагана застрелили двух. Один дал автоматную очередь,но она прошла выше нас. Мы произвели еще выстрелы, бросили гранаты и остальных уложили.
Но это не главное, о чем я Вас хочу просить, чтобы Вы мне сообщили, а главное — другое.
После этой схватки и расправы с немцами я с ординарцем перешел в этом же месте в один дом из жженого кирпича, в котором на русской печке лежала женщина примерно 25-30 лет с больным ребенком. В комнате было еще два мальчика, примерно от 4 до 6 лет, а возможно и меньше — это сыновья той женщины, которая лежала на печке с больным ребенком.
Примерно в 3-4 часа ночи на 7 декабря 1941 года ребенок умер. Эта женщина понесла его хоронить, где-то недалеко, в траншею или бомбоубежище.
В пятом часу началось наше контрнаступление, заработала артиллерия. Матери не было. Я с ординарцем накормил этих двух мальчиков. Оставив их, пошел подымать роту в наступление.
Поднял подразделение, немец открыл минометный огонь. Где-то в 50-60-ти метрах от дома я был ранен в правое плечо осколком мины. Когда поднялся, вижу ко мне бегут раздетые эти два мальчика. Я схватил их и оттащил их в дом, после чего пришла мать. Оставив их, она отправила меня в госпиталь, через Москву в город Иваново.
Этот эпизод я писал Сергею Сергеевичу Смирнову, но ни ответа, ни привета. Я думал, что он поможет найти.
Меня очень интересует, живы ли эти братишки-мальчишки, и живали их мать.
Мой адрес: Украинская ССР Черкасская обл. г. Золотоноша ул. Шевченко, 167.»[20]
В разговоре с руководителем школьного музея Александрой Ивановной Плетневой выяснилось, что поисками людей, указанных в письме, школа занималась. Удалось узнать, что и женщина, и мальчишки были живы. Но до конца поиск доведен не был.
Мы еще не знаем ни фамилии, ни имен героев нашего очерка.
Где вы, мальчишки-братишки?…
Ведь вы сейчас-то настоящие мужики. Знаете ли вы, что в вашей детской судьбе принял активное участие политрук роты Николай Федорович Омельченко? Трудно сказать, чем бы закончился ваш побег из дома, если бы не Николай Федорович. Сам раненый, он не оставил вас в беде. Сколько прошло времени, а он все еще беспокоится о вашей судьбе, ищет вас. Правда, после письма прошло много времени и мы не знаем, жив ли сейчас сам бывший политрук Омельченко.
VI
С падением Крюково немцы начали поспешный отход. 9 декабря были освобождены Александровка, Михайловка, Андреевка, Горетовка. В образовавшийся разрыв в обороне противника Рокоссовский бросает только-что созданную подвижную оперативную группу в составе 17-й стрелковой бригады, 44-й кавалерийской дивизии и 145-й танковой бригады. Возглавил эту группу командир 145-й танковой бригады генерал-майор Ремезов.
Группа стремительно стала продвигаться вперед. К 12-ти часам 10 декабря группа овладела Голубое, Жилино; к исходу дня Марьино, Лыткино; к 3-м часам ночи 11 декабря овладела Соколове. Утром 11 декабря кавалеристы 44-й дивизии совместно с танками очищают от немцев Шапкино, Мартынове, Селищево. 12 декабря овладевает Елизарово, Горки, Погорелово; 14 декабря — Рахманово, Никольское.
За 7 дней боевых действий группа генерала Ремизова с боями прошла 40 км и совместно с другими частями и соединениями полностью освободила от немцев Солнечногорский район.
Мы с вами помним, что в батальонах 8-й гв. сд еще до штурма Крюково оставалось менее 100 человек. Ну, а после Крюково сколько осталось?…
В общем, после освобождения деревень Андреевка, Михайловка генерал Рокоссовский отводит 8-й гв. сд во второй эшелон армии на отдых и укомплектование, а чуть позже она переходит в резерв Ставки.
Части дивизии размещаются в районе Крюково и Сходни. Наконец-то можно расслабиться. Три месяца изнурительных боев, горечь отступления, скорбь по погибшим, тревога за судьбу Москвы, за судьбу Родины — все это отразилось в делах дивизии, в подвигах ее людей.
За эти месяцы она завоевывает почетное наименование гвардейской, награждается орденом Красного Знамени и получает имя своего первого прославленного командира Ивана Васильевича Панфилова. В ее рядах родился подвиг 28-ми гвардейцев-панфиловцев, ставший примером служения народу, примером стойкости и героизма для многих миллионов защитников Родины.
Дивизия с честью выполнила главную свою задачу. Она не пропустила фашистов к Москве, она остановила их на рубеже 41 километра Ленинградского шоссе, изматывая противника, она подготовила все условия для решительного контрудара, но сама участвовать в наступательных операциях уже не могла.
И вот она отдыхает, приводит себя в порядок. В эти дни пребывает новое пополнение, новое вооружение, техника.
Страна уже знала о 8-й гвардейской. Ее боевая слава обошла всю ее необъятную территорию.
Частыми гостями дивизии стали корреспонденты центральных газет и радио. Фотокорреспондент Кинеловский оставил для истории много снимков о боевых действиях, о жизни и быте Панфиловской дивизии. Часть из них хранится в фондах Зеленоградского музея.
К новому 1942 году в дивизию прибывает представительная делегация трудящихся Казахстана и Киргизии для вручения подарков бойцам и командирам[21]
Я хорошо помню новогодние подарки того времени. Мою родную деревню наши войска освободили как раз в ночь на новый 1942 год, В избе расположилось какое-то подразделение молодых, задорных и веселых девчат. В доме все время были смех и шум, веселье и откровенная радость.
Ну, а что творилось, когда им на санях подвезли несколько посылок! Вскрывали все вместе. Со смехом распределяли пачки папирос, махорочные кисеты. Под общий хохот вытащили прекрасно вырезанную из кости и дерева курительную трубку. Под дружный смех читали письма, адресованные мужской половине, ревниво рассматривали фотографии своих сверстниц из глубокого тыла.
Что же присылали бойцам на фронт? На этот вопрос у нас есть ответ в газете «Правда»:
«Бойцы получают подарки. Малоярославецкое направление.
(Спецкор ТАСС)
На передовые линии Западного фронта ежедневно поступают тысячи подарков воинам героической Красной Армии от трудящихся нашей страны.
На днях несколько посылок получили бойцы части командира Иванова. Вот один из аккуратно упакованных ящиков. Он прислан из г. Солнечногорска Московской области от А.Г.Максимовой.
Бойцы Зубаков, Рудой и Индычий вскрывают посыпку. В ней -белье, шарф, бритва, колбаса, мармелад, писчая бумага и другие вещи. Бойцы от души благодарят советскую патриотку.»[22]
Эти посылки, как видно приходили воинам к октябрьскому празднику, ну, а наши, новогодние были еще богаче.
Я помню, что меня девушки завалили сладостями, фруктами и даже носки теплые подарили. Разве можно забыть эти солдатские посылки!
Страна помнила и любовно заботилась о своих защитниках.
А табачники страны выпустили партию папирос целевого назначения.
В газете «Красная звезда» читаем:
«Подарки гвардейцам — защитникам Москвы.
Табачники выпускают 50 тысяч пачек папирос высшего сорта. На папиросных коробках рисунок художников Кукрыниксы и стих Маршака:
В бой, дивизия гвардейская!…
Под огнем твоих атак
Отступает рать злодейская.
Дело Гитлера — табак.»[23]
Дивизии пошли на запад. 12 декабря 20-я армия освобождает Солнечногорск, совместными усилиями 1 Ударной и 30 армий 16 декабря фашисты выбиты из Клина, 20-го декабря освобожден Волоколамск.
13 декабря 1941 года все центральные газеты помещают сообщение Совинформбюро:
«В последний час.
Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах Москвы.
… Войска генерала Лелюшенко, сбивая 1-ю танковую, 14-ю и 36-ю мотопехотные дивизии противника и заняв Рогачев, окружили г.Клин.
Войска генерала Кузнецова, захватив Яхрому, преследуют отходящие 6-ю, 7-ю танковые и 23-ю пехотные дивизии и вышли юго-западнее Клина.
Войска генерала Власова преследуя 2-ю танковую и 106-ю пехотную дивизии противника заняли город Солнечногорск.
Войска генерала Рокоссовского, преследуя 5-ю, 10-ю и 11-ю танковые дивизии, дивизию «СС» и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли г.Истра.»[24]
Химкинская газета «Сталинский путь» 17 декабря выходит с передовицей «Привет освобожденному Крюкову.»
С большой статьей «Бои за Крюково» выступает в «Красной звезде» полковник Петров.
27 января 1942 года газета «Красная звезда» сообщает: «Московская область освобождена от немецких оккупантов». 74 До Великой Победы оставалось 1198 дней.
К этому времени и 41-й километр, и Крюково опять оказались в глубоком тылу наших наступающих войск. Закончилась Московская битва. Это была первая серьезная победа Красной Армии, но, самое главное, это было первое серьезное поражение фашистской армии в длившейся вот уже более двух лет второй мировой войне. Поэтому наша победа под Москвой приобрела сразу же международное значение. Она развеяла миф о непобедимости армии гитлеровской Германии, она окончательно похоронила миф о блицкриге -молниеносной войне.
Отсюда, от 41-го километра Ленинградского шоссе, начались победные версты нашей армии. Сколько же тысяч их было впереди, но время начало работать на нас.
Вот и наступил 1995 год, год 50-летия Великой Победы в Великой Отечественной войне советского народа против фашистской Германии.
50 лет назад. Первые дни 1945 года. Я уже второй год учусь в Курском суворовском военном училище. Это было совершенно новое направление в подготовке военных кадров Красной Армии. Новое в нашей армии, но не в истории русской армии.
Еще в далекие екатерининские времена появляются в России первые кадетские корпуса, где прежде всего, дети дворян готовились к службе в Российской армии.
Замечательную когорту полководцев, деятелей науки, культуры и искусства дали кадетские корпуса России.
Здесь и мудрый фельдмаршал Михаил Кутузов, и отважные флотоводцы Лазарев, Корнилов, Нахимов, и основатель русского театра Волков и бессмертный автор «Толкового словаря» Вл. Даль, и великий Достоевский, и основатель русской физиологии Сеченов, и композиторы Кюи и Римский-Корсаков, и декабристы Рылеев и Пестель, и замечательные художники Верещагин, Федотов, Дорошенко, и российские дипломаты Шувалов, Воронцов, Игнатьев.
Приемниками традиций кадетов стали суворовские училища. В постановлении ЦК ВКП (б) и Совета Народных Комиссаров было указано, что создаются суворовские училища типа кадетских корпусов.
Кадетские корпуса… Суворовские училища… Это особый мир. Со своей историей, традициями, законами.
Вот в такое элитарное военно-учебное заведение мне и посчастливилось попасть. И никакой «мохнатой руки» у меня не было. Прямо из детского дома как сиротинушку направили на воспитание и дальнейшую учебу.
В эти дни с фронта поступали победные реляции. Началась Варшавская операция. Вперед к Берлину двинулся 1-й Белорусский фронт.
У нас в классе висела большая карта Европы и каждый день красными флажками мы отмечали продвижение наших войск на запад. Эту почетную обязанность у нас выполнял Женя Зайцев. Он иногда подходил к Вадиму Вандышеву и спрашивал:
— Вадик, ну-ка посмотрим, где твой батя?…
Дело в том, что отец Вадима полковник Вандышев командовал какой-то инженерной частью и фамилия его часто фигурировала в приказах Верховного Главнокомандующего, которые в это время почти каждый день публиковались в газетах и объявлялись по радио.
Он со своей частью в составе Белорусского фронта с каждым днем приближался к Берлину.
Более подробную информацию о событиях на фронте нам давал преподаватель географии Юрий Александрович Липкинг.
Прежде чем приступить к изложению урока Юрий Александрович подходил к нашей заветной карте и, начиная с севера, кратко докладывал нам о событиях на ФРОНТАХ с фактами и примерами героических действий наших воинов. Мы уже настолько привыкли к такой информации, что всегда с нетерпением ожидали очередного урока географии и платили Юрию Александровичу хорошим знанием его любимого предмета.
А события последнего года войны развивались стремительно. После Варшавы наши войска вышли на Одер. До Берлина оставалось менее 100 км. Десятки тысяч фашистских вояк были зажаты советскими войсками в Прибалтике и Восточной Пруссии.
Мир уже понял, что дни фашистского вермахта сочтены.
2-го мая 1945 года пал Берлин. Шли последние дни Великой Отечественной.
Подъем 9-го мая был у нас необычным. Где-то около двух часов ночи нас разбудили выстрелы и какие-то приглушенные крики «Ура!»… за окном, перед входом в училище. Оказалось, что это наш дежурный по училищу салютовал из своего «ТТ». В спальню ворвался старшина роты.
— Проспите, — и он ринулся к «черной тарелке», висевшей в дальнем углу и включил радио в полный голос. Левитан читал акт о капитуляции.
Подъем, ребята!… Победа!…
Десятки молодых голосов заглушили и радио и все еще продолжавшиеся выстрелы за окном. Все вскочили. Крик!… Шум!… В потолок полетели подушки. Ребята прыгали на пружинистых сетках, кричали от счастья, обнимали друг друга, делали «куча мала».
Старшина стоял и улыбался. Сегодня было дозволено все.
— Срочно получить парадные мундиры!… Готовьтесь к параду!… Через час — построение!
Вскоре прибыли наши офицеры. Все в парадной форме. На груди — боевые награды.
В 9 часов училище было построено на плацу. Стояло тихое солнечное утро. В этот день все было необычно. За какие-то считанные часы преобразился фасад нашего училища. Громадный портрет И.В.Сталина — над входом. По бокам — транспаранты и флаги, флаги, флаги. На плацу необычайная чистота. Все выравнено откуда-то появившимся песком. Ворота открыты настежь. Посмотреть на нас собираются местные жители.
От входа к строю направляется начальник училища генерал Алексеев. Звучат команды:
— Равняйсь!… Смирно!… Равнение на середину! Товарищ генерал! Вверенное Вам училище по случаю
Победы советского народа над фашистской Германией — построено! Генерал поздравляет нас с Победой. В ответ — громовое ура.
— Вольно!… Дорогие сынки мои!… Вот и дожили мы с вами до самого светлого праздника.
Генерал волнуется и сообщает нам самое главное:
— Дорогие мои! В честь такого Великого праздника даю я вам всем увольнение до 22 часов. Гуляйте, радуйтесь!…
Троекратное «ура» разносится над четкими квадратами построенных рот.
Выходим в город. Сверкая начищенными трубами, гремит боевыми маршами впереди идущий оркестр.
Движение в городе прекращено. Улицы заполнены праздничным народом, но нам дорогу быстро уступают.
Идем, чеканя шаг. И чувствуем, что вся та горячая, благодарная любовь народа, которую заслуженно завоевала наша доблестная армия, сегодня распространяется и на нас, на ее будущее.
— Слава юным суворовцам!… — кричит какая-то озорная девчонка, и летит к нам букетик только что появившихся весенних цветов. Все смотрят на нас, все улыбаются и машут красными флажками. На душе торжественно и радостно.
Выходим на Красную площадь. Здесь уже колонны трудящихся. На трибуне партийное и советское руководство города, там же и наш генерал.
Проводится короткий митинг. Мы уже вне строя. Свободны до самого позднего вечера. Разбрелись группками по всему городу. На обед пришли самостоятельно, а затем опять — в город.