Фельдшерско-акушерскую школу Галина Ивановна КРИВАЯ закончила в 1940 г. И семнадцатилетней девчонкой стала работать в роддоме. Неподалеку в Филях был расположен авиационный завод. В мирное время — вполне нормальное соседство. Но грянула война. Все чаще в ночном московском небе стали появляться самолеты со свастикой. Бомбежки завода стали обычным делом. По ночам персонал роддома дежурил на крыше здания. Немцы сбрасывали помимо фугасов зажигательные бомбы, каждая из которых могла вызвать роковой пожар. Метались лучи прожекторов, снизу палили наши зенитки, а сверху с воем неслись десятки авиабомб. Конечно, было страшно. За себя. Но еще больше за тех, кто всего час-другой назад появился на свет. Они лежали в маленьких стандартных кроватках. На перильцах висели бирочки с цифрами: рост, вес. Имен еще не было — одни фамилии. Но одно объединяло этих столичных младенцев: год рождения — 41-й…
Из одного металла льют
Медаль за бой,
медаль за труд.
А.Твардовский
Роддому повезло: в него не попала ни одна бомба. А вскоре Галину перевели работать на Арбат. Рядом с театром Вахтангова в старинном здании открылся военно-эвакуационный госпиталь. Фронт приближался к Москве. Каждый день санитарные полуторки с красными крестами на зеленом брезенте привозили по 30-40 раненых. И замелькал калейдоскоп солдатских лиц: уставших, небритых, грязных, голодных. Гимнастерки с разрезанными рукавами, под которыми — наспех перевязанные на передовой раны. Кое-как наложенные бинты, запах йода и зеленки. Окровавленные шинели, ткань которых пропиталась кровью и прилипла к уже засохшим ранам.
Работы хватало: ежедневные перевязки, гипс, шины. Не хватало только знаний: ведь Галина была акушеркой и с хирургией мало знакома. Поэтому купила учебник «Десмургия» — учение о повязках. Она стала внимательно его штудировать. И уже через некоторое время так освоила тонкости наложения повязок, что могла делать их с закрытыми глазами.
Собственно говоря, в госпитале приходилось заниматься всем: и за носилки браться, когда был наплыв неходячих, и в инфекционном отделе расторопно следить за состоянием раненых: температурой, пульсом, при этом ловко орудовать шприцем, успокаивать словами одобрения и надежды. А гнойная хирургия — просто кошмар какой-то! Ведь бойцы не сразу поступали в госпиталь. Иной раз легкораненые по нескольку дней мытарились на передовой, прежде чем попадали на перевязку. Разрежешь бинты, а под ними — черви. Многие раненые сутками не просыпались от усталости, а помощь-то нужно оказывать немедленно.
В общем, выматывалась наша героиня: работала сутки через сутки. А жила тогда Галина в Малино. Осенью 41-го — это, считай, на передовой. А как добираться в госпиталь? На попутках. Железнодорожные рельсы были сняты от Крюково до Сходни. И только там можно было втиснуться в вагончики, которые тащил паровичок. Параллельно окончила еще курсы лаборантов-рентгенологов. Весь медперсонал обучали, как оказывать помощь в случае применения фашистами химического оружия.
Еще память Галины о том времени хранит вой сирен — внезапный, протяжный, устрашающий. Когда возвращалась с дежурств, сразу же спешила к ближайшей станции метро. Оно было гарантированным спасением. А если сирена начинала выть во время дежурства, всех раненых нужно было срочно спустить вниз. Бомбоубежище заменяли добротные, еще дореволюционной постройки, просторные подвалы. Но раненых-то — человек четыреста. Попробуй их быстро, без паники сопроводить всех в безопасное место. Причем половина из них — неходячие. Мелькали костыли, палки, ноги в шинах, гипсовые повязки.
И всю эту массу в основном приходилось сопровождать в подвалы молодым девушкам — санитаркам, медсестрам. И если в первое время не всегда спешили даже сами раненые: авось, пронесет, то после прямого попадания бомбы в стоящий рядом театр никого не нужно было подгонять…
Девиз в работе был прост: прежде всего — больной, раненый. Ему — все внимание, заботу, доброту и сострадание. Но — на войне как на войне. Попробуй предугадать, где тебя встретит твой последний миг — в атаке или на больничной койке. За два с половиной года работы в госпитале у Галины во время дежурств умер один, как она говорит, «дядечка».
Было ему 45 лет. Здорово простудился в окопах под столицей. Ранение было пустяковое, а вот легкие не выдержали…
А как изменилось настроение у всех, когда в начале декабря 41-го года начался разгром немцев под Москвой! Как воспрянули все, в том числе и раненые. Да, их поток в госпиталь увеличился, но это уже были раненые в наступлении.
Когда госпиталь был расформирован, у Галины появилось новое место работы. Она продолжила свой трудовой стаж уже в качестве операционной сестры.
А после окончания войны — снова роддом. Со временем ее уже стали звать и по отчеству: Галина Ивановна. Иной может сказать: да у нее самая обычная судьба того времени. Не буду спорить. И награды у нее обычные: медали «За оборону Москвы», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», юбилейные — 30, 40, 50 лет Победы. И последняя — «В память 850-летия Москвы». Да, все связано со столицей. И если Москву по праву называют городом-героем, то Галина Ивановна — тоже героиня. Хотя и недоумевает порой кое-кто: ну какой там героизм может быть в военном госпитале? Немец — не окружал, в атаку молоденькие медсестры не ходили, рвы и окопы под столицей не приходилось рыть…
А памятью о тех бессонных ночах, повседневном труде, который требовал женского мужества, являлись треугольнички писем. Галина получала их с разных фронтов. Ведь там продолжали служить и воевать те, кого она выхаживала, перевязывала, кормила с ложечки, зашивала простреленные гимнастерки и провожала навстречу военной судьбе. Целый мешок писем и в каждом — слова благодарности, признательности и любви.
В.Дальний