Безграничное снежное поле.
Ходит вечер, поземкой пыля.
Это — русское наше раздолье,
Это — вольная наша земля
И зовется ль оно Куликовым,
Бородинским зовется ль оно,
Или славой овеяно новой,
Словно знамя опять взметено,
Все равно оно кровное наше,
Через месяц горит полосой.
Пусть война на нем косит и пашет
Темным танком и пулей косой,
Но героев не сбить на колени,
Во весь рост они встали окрест,
Чтоб остался в сердцах поколений
Дубосекова темный разъезд.
Поле снежное, снежные хлопья…
Среди грохота стен огневых,
В одиноком промерзшем окопе
Двадцать восемь гвардейцев родных!
1.
Из Казахстана шли бойцы,
Панфилов их привел могучий.
Он бою их учил, как учат
Сынов чапаевцы — отцы.
Учил маневру и удару
Лихих колхозников Талгара,
Казахов из Алма-Ата.
Киргизов и уйгуров дюжих
Была учеба не проста:
Кругом была пустыня, стужа,
И немцы рвутся на Москву.
Снега телами устилая,
Стоит дивизия родная,
Похожа сила боевая
На тонкой стали тетиву.
Она под опытной рукою
Звенит, натянута, и вдруг
Своею стрелкой роковою
Рвет вражьей силы полукруг.
Она, гвардейская восьмая,
Врага уловки понимает,
Стоит, откуда б он не лез,
На всех путях наперерез.
И не возьмешь ее обхватом.
Не обойдешь ее тайком,
Как будто место то заклято
Огнем, уменьем и штыком.
Герой, подтянутый и строгий,
Стоит Панфилов у дороги.
Ему, чапаевцу. видны
В боях окрепшие сыны.
Глядит в обветренные лица,
На поступь твердую полков.
Глаза смеются, он гордиться:
Боец! Он должен быть таков!
Его боец… Пускай атака,
Пусть рукопашная во рву —
Костьми поляжет и однако,
Врага не пустит на Москву!
2.
Окоп. Гвардейцев двадцать восемь.
Сугробов белые ряды,
По горизонту ветер носит
Пожаров дальних черный дым…
Стоят в окопе 28
Под небом диким и седым,
Глядят, как ветер вдаль уносит
Пожаров долгих горький дым.
И говорит Кожубергенов
Дружку Натарову:
— Иван,
Москвы стоят за нами стены,
Любимый солнцем Казахстан.
Там наши девушки хохочут,
Какие там весною ночи,
Какая там в лугах трава!
Я грузчик, я простой рабочий.
Я жизнь люблю. Я жил. Иван,
Но дай сейчас две жизни сразу —
Не пожалею их в бою,
Чтоб бить немецкую заразу,
И мстить за родину свою!
Смотри, Иван, на эти дымы
И этот край, наш край любимый!
Он близок сердцу моему.
Как тяжело сейчас ему!
Стоит на страже под Москвою
Кожубергенов Даниил.
— Клянусь, своею головою,
Сражаться из последних сил.
Окоп. Гвардейцев двадцать восемь.
Здесь каждый вспоминал свое;
Родных, родного неба синь,
Ее, далекую ее,
Ту девушку, что ждала друга…
Но мысли, сделав четверть круга,
Как сон, что сниться наяву,
Все возвращались под Москву.
Сияньем преданности высшей,
Любовью всех окружена,
Она вставала неба выше,
И каждого звала она. …
И тут увидел Добробабин
Меж снежных горок и ухабин
Иную, грозную гряду.
— Идут, — сказал, — они идут!
3.
Посланцы ржавой злобы вражьей,
фашистской детища чумы.
Шли двадцать танков с лязгом тяжким,
Сминая снежные холмы.
Танкист увидел, низколобый,
Большие белые сугробы,
Окоп, который раздавить
Труда не стоит никакого…
…И, грохнув, первые гранаты
Порвали гусеницы враз.
4.
На русском поле, снежном, чистом,
Плечом к плечу в смертельный миг
Встал комсомолец с коммунистом
И непартийный, большевик.
Гвардейцы! Братьев 28!
И с ними вместе верный друг.
С гранатой руку он заносит,
Клочков Василий, политрук.
Он был в бою в своей стихии…
Нам — старший брат, врагу — гроза.
— Он дие, дие, вечно дие, —
Боец-украинец сказал,
Что значит- вечно он в работе.
В том слове правда горяча.
Он Диевым не только в роте, —
В полку стал зваться в ратный час.
Он с ними вместе, впереди их,
Перед грохочущей судьбой.
— Ну, что тут танков — два десятка,
На брата меньше, чем один;, —
Он говорил не для порядка,
Он видел подвиг впереди.
5.
Тяжелой башни поворот,
И танк по снегу без дороги,
Как бык разъяренный, идет
Тупой, железный, однорогий.
Не побледнел пред ним боец,
Лишь у виска набухли жилки.
И однорогому конец —
С горючим падают бутылки.
Прозрачным пламенем одет,
Как бык с разрубленною шеей,
Он издыхает, черный бред,
Пред неприступною траншеей.
Не бронебойных пуль удар —
Удары пушек, дым и стоны,
Бутылок звон. И вновь пожар,
И грохот танков, ослепленных.
И танки на дыбы встают,
И с храпом кружатся на месте —
Они от смерти не уйдут,
Они закляты клятвой мести.
Смотри, родная сторона,
Как бьются братьев 28!
Смерть удивленно их уносит:
Таких не видела она. Часы идут.
В крови снега. Гвардеец видит, умирая,
Недвижный, мертвый танк врага
И новый танк, что встал, пылая
Нет Добробабина уже, Убит
Трофимов и Касаев,
Но бой кипит ни рубеже,
Гвардейский пыл не угасает.
Убит Шемякин и Емцов.
И видит, падая, Петренко
Среди железных мертвецов
Дымятся новых танков стенки.
Снарядный грохот стон глушит,
И дым течет в снегах рекою.
Уже 14 машин
Гвардейской сломаны рукою.
6.
Глядит Клочков: конец когда же?
И видит в дымном полусне,
Как новых 30 танков тяжко
Идут, разламывая снег.
И Бондаренко, что когда-то
Клочкова Диевым назвал,
Сказал ему сейчас, как брату,
Смотря в усталые глаза:
— Дай обниму тебя я, Диев!
Одной рукой могу обнять,
Другую пулей враг отметил.
И политрук ему ответил
Сказал он:
— Велика Россия,
А некуда нам отступать,
Там позади — Москва!..
В окопе
Все обнялись, как с братом брат.
В окопе снег и кровь, и копоть,
Соломы тлеющий накат
Шли 30 танков, полны злобы,
И видел новый низколобый
Сожженных танков мертвый ряд.
Он стал считать, — со счета сбился,
Он видел: этот род разбился
О сталь невидимых преград.
И нет ни надолб, ни ежей,
Ни рвов, ни мин, ни пушек метких.
И он в своей железной клетке
Не видел одного — людей!
Спеша в Москву на пир богатый,
Навел он пушку, дал он газ —
И вновь гвардейские гранаты.
Прорвали гусеницу враз.
И видит немец низколобый:
Встают из снега, как из гроба,
Бойцы в дыму, в крови, в грязи.
Глаза блестят и руки сжаты,
Как будто бы на каждом латы
Из сплава чудного горят, —
Летят последние гранаты,
Огонь бутылочный скользит
Уже вечерняя заря
Румянцем слабым поле метит,
И в тихом сумеречном свете,
Достойно, так же, как и жил
Кожубергенов Даниил,
Гранат последнее сцелленье
Последним взрывом разрядив,
Идет на танк, дыша презреньем,
Скрестивши руки на груди.
Как будто хочет грузчик грозный
Схватить быка за черный рог.
С ним вместе гаснет день морозный,
Склонясь у ночи на порог.
…Нет Бондаренко, а Натаров
Лежит в крови, упал Клочков…
…Гвардейцы всех времен вселенной
Вы не сравнитесь никогда
С советским богатырским парнем.
И нашей гвардии звезда
Всех ваших гвардий лучезарней.
Ну, где у вас такой окоп
И где такие 28?
Здесь танк, уткнувшийся в сугроб,
У мертвецов пощады просит!
…Нет, героев не сбить на колени,
Во весь рост они встали окрест,
Чтоб остался в сердцах поколений
Дубосекова черный разъезд.
Поле снежное, снежные хлопья…
Среди грохота стен огневых,
В одиноком промерзшем окопе
28 гвардейцев родных!..
Николай Тихонов